Он произвел на меня на той встрече впечатление значительное. Очень крепкий человек. От него можно было ожидать поступка, проявления чувства, очень громкой яркой фразы, как мне показалось. Дальнейшее пребывание вблизи этого человека показало и доказало, что то первое мое поверхностное впечатление было верным.

В такой атмосфере рождалась новая израильская русская газета. Назвать ее мы решили простенько: «Время». Видимо, потому что ощущали: сейчас – наше время, наш час. Пора поднять планку «эмигрантской» прессы. Высоко! На самый верх.

Мы с Володей, который всерьез увлекся сионизмом, были настроены на отъезд в Израиль, но в то же время до хрипоты вели споры с друзьями о том, имеем ли мы право уезжать или надо пытаться бороться с режимом, оказывая ему хотя бы интеллектуальное сопротивление.

Услышав сирену, оставшиеся в редакции сотрудники (за исключением Кузнецова) уныло поплелись в так называемую герметизированную комнату – подсобное помещение, в котором крест-накрест заклеили скотчем окна, а при входе клали – в полном соответствии с требованиями армейской пресс-службы – мокрую тряпку: именно она должна была впитать в себя всю саддамовскую «химию».

Повар сходу смекнул, что шумная компания таких же, как он, репатриантов сулит ресторану головокружительное будущее: «У нас тут газетчики – сделают нам рекламу!». Роковая ошибка! За каждый съеденный шашлык, кебаб или салат команда Кузнецова всегда скрупулезно - до последней агоры! - расплачивалась.

Переговорить с ребятами, узнать последние новости и сплетни, рассказать свежий анекдот, с редакционными дамами полюбезничать. Ну и у начальства чего-нибудь выцыганить. Хотя с шефом особо не разгонишься. Тем более, что у Кузнецова был свой «патент».

Об Эдуарде Кузнецове – дважды политзаключенном, в юности отсидевшем за "измену социалистической родине" и приговоренном в 1970 году к смертной казни за попытку угона на Запад самолета, известно многим. Но мало кто знает, каким был в повседневной жизни и общении этот человек-скала, абсолютно бесстрашный борец, выкованный из особо устойчивого к страху и конформизму материала.

Состав заключённых Дубравлага. Условия содержания в лагере. Чтение книг. Работа по пошиву рукавиц. Отказ от советского гражданства (17 ноября 1971).

Суд приступает к установлению личности подсудимых, выясняя у каждого подсудимого его фамилию, имя, отчество, место, год, месяц и день рождения, место жительства, занятие, семейное положение и другие данные, касающиеся их личности...

КУЗНЕЦОВ: Акт, на совершение которого мы покушались, квалифицирован обвинением ложно. Прямым умыслом каждого из нас был выезд за границу. Ни у кого из нас не было намерений присвоить самолет.

Мною давно изжито активное неприятие существующего режима. Рассматривая категорию "национальной души" в некотором отношении вневременно, во всяком случае, полагая, что ряд ее сущностных структурных характеристик практически неизменен, я считаю, что типовая структура политической культуры русского народа может быть названа деспотической. Вариации этого вида власти не ахти как велики - рамки исторически заданы Иваном Грозным и Петром Первым.

Как только твое желание эмигрировать становится достоянием производственно-милицейско-квартирной гласности, тебе уже не дают "забыться". Кое-кто сопровождает слово "Израиль" ритуальным действом - заклинивает телефонный диск карандашом. Недаром, недаром так надрывно смеются над анекдотом :"Евреи, отъезжающие в Израиль, ваш поезд отходит с Северного вокзала!".

Ну, во-первых, ориентироваться при оценке тех или иных деяний на клеветнические обыгрыши так называемых врагов - занятие несолидное, а во-вторых, вряд ли кого-нибудь из нас остановило бы предположение, что этот побег послужит укреплению престижа СССР. Ни СССР, ни его престиж не определяли наших действий и намерений.

В нашем случае тоже можно говорить только об угоне самолета, преступлении принципиально однородном с угоном автомашины, если взять за критерий отношение субъекта преступления к объекту. Возможно возражение, что пока еще нет статьи об угоне самолета, а вот когда она появится... А как быть с пароходами, паровозами и малогабаритными космическими кораблями?

"За время пребывания в ИТУ Кузнецов проявил себя с отрицательной стороны, зарекомендовал себя матерым антисоветчиком. На меры воспитательного воздействия реагировал враждебно, политзанятий не посещал, на беседах с работниками лагеря вел себя высокомерно. Неоднократно выдворялся в штрафной изолятор, а в 1967 г. был отправлен в тюрьму за отказ от работы".

ПРОКУРОР: Существует только одно понимание сионизма - марксистско-ленинское. КУЗНЕЦОВ: Слышали уже - всемирная власть, орудие империализма... Вы делаете из сионизма жупел, которым пугаете московских купчих всех гильдий.

РУСАЛИНОВ (народный заседатель): Почему вы, приезжая в Ленинград и в Москву, всегда возили с собой всякую антисоветчину? КУЗНЕЦОВ: Какую, например? РУСАЛИНОВ: Ну вот Солженицына...

Я вкладывал в понятие просьбы о предоставлении политического убежища не специальный юридический смысл, который, как я позже убедился, софистически обыгрывался следователями, а рассматривал эту просьбу об убежище как некое ритуальное действо всякого не совсем легально попавшего за границу человека, желающего стать лицом, не подлежащим выдаче государству-владельцу.

На вопрос прокурора, высказывал ли ему когда-нибудь Пэнсон антисоветские взгляды, торопливо ответил: "Что вы! Я бы немедленно сообщил об этом в КГБ!"

Кузнецов говорит: "Я - автодидакт!" и не ведает, что в этом заключается его беда. В одиночку учит английский, в одиночку же он попадает в плен религиозных и других вредных мировоззрений. Так, на допросе 18 июня Эдуард сообщает, что "мир религиозных исканий" научил его смотреть на реальный мир "под несколько другим углом". Политику он считает "суетой", и его интересует только вопрос "о выезде в Израиль".