Антон Носик и сила слова – печатного и не…

Предлагаем вашему вниманию еще несколько отрывков из книги Михаила Визеля  "Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трех эпох Интернета в России (ООО Издательство АСТ):

Антон Носик. Фото: Википедия

Итак, устроившись в Иерусалиме, юный сионист и круглосуточный тусовщик не стал больше противиться природным наклонностям и пошёл по филологической части. Что включало в себя поначалу ведение курсов иврита, но главное - журналистику.

"…я посмотрел, что я лучше всего умею делать из вещей, которые не имеют отношения к медицине. Оказалось, что это написание текстов на разных языках. За первый год жизни в Израиле я сотрудничал с изданиями на английском, русском и иврите, на котором я по приезде в Израиль мог писать. Кроме того, большая часть моей работы в первое время была связана с компьютерами, компьютеризацией, построением редакционных компьютерных систем, преподаванием. Всё, что я знал и умел, было применено для того, чтобы как-то зарабатывать деньги".

Русская журналистика Израиля была в то время местечковой в самом анекдотическом смысле слова - и, конечно, Антону не стоило никакого труда мгновенно стать в ней звездой.

"Тогда существовало, на ладан дышало, несколько газетёнок на русском языке, — вспоминает Алексей Магарик. - «Вестей» ещё никаких не было. И в каждом выпуске был Антон Носик, и каждый раз под другим псевдонимом.

- А как же вы знали, что это он?

Он особенно этого не отрицал с друзьями. Это было секретом только от редакций и владельцев газет. Он ухитрялся в разных амплуа, иногда даже противоположных по убеждениям, выступать в разных газетах. Нас это страшно веселило. Тексты [Носика] были очень хорошие для того времени. Газеты были так себе.

Помимо полукустарной русской прессы, Носик сделал решительный шаг в дверь ивритоязычной газеты «Маарив», начав вести в ней летом 1990 года регулярную колонку о проблемах новых репатриантов.

Но - ненадолго: русская журналистика в Израиле в 1990 году сделала качественный рывок.

"До начала массовой волны эмиграции девяностых годов русскоязычные СМИ заведомо не могли быть рентабельными, — напоминает в 2012 году в журнале «Русский мир» израильский историк и социолог Алек Д. Эпштейн. - Читателей было мало, покупателей - ещё меньше. Однако лишь за 1990 год русскоязычное население Израиля практически удвоилось, а за 1991–1992 годы - утроилось. Причём если иммигранты семидесятых прибывали и учили иврит постепенно, то в начале девяностых в страну приехали сотни тысяч людей, в подавляющем большинстве своём совсем не владевших языком. Создалась крайне благоприятная ситуация для появления газеты принципиально нового в «русском Израиле» типа, которая бы соответствовала запросам читателей, а не служила рупором тех или иных государственных или политических сил. Такая газета могла стать первым коммерчески успешным израильским проектом на русском языке. Именно такая задача и была поставлена перед редакцией газеты «Время» (первый номер вышел 29 марта 1991 года) её владельцем, медиамагнатом Робертом Максвеллом. Возглавил газету Эдуард Кузнецов, оставивший ради этого пост редактора новостного отдела русскоязычного радио «Свобода».

"Кузнецов, я и ещё несколько человек пришли к Максвеллу и сказали, что ему надо делать такую же газету, по образцу «European», которую он тогда создал, - вспоминает заместитель Кузнецова, Лев Меламид. - Это была революция в русскоязычной журналистике здесь, в Израиле. Газета «Время» была создана по европейским современным стандартам, а не по стандартам газеты «Правда». Потому что то, что до этого было [в Израиле] на русском языке, - это были какие-то статьи, полотна, без картинок, без ничего. А тут появилось издание западного образца, и эта газета сразу вышла в число самых влиятельных на израильском рынке".

«Одна из самых влиятельных» - если и проявление гордости, то законной. Эдуард Кузнецов приводит цифры:

"[Носик] работал у меня сначала в газете «Время», а потом мы всей командой перешли в корпорацию «Едиот ахронот» и создали газету «Вести». Очень успешную, прибыльную. По тиражу она обгоняла даже израильскую газету «Гаарец». У нас был тираж от 45 до 50 тысяч, что для газеты на не родном для аборигенов языке, конечно, фантастически большой тираж".

Через 12 лет, в ноябре 2002 года, сам Носик объяснил в интервью Шаулю Резнику, почему у них на тот момент всё получилось - и почему потом «золотой век» русской прессы в Израиле закончился.

«Время» и «Вести» вернули к русскоязычной прессе старожилов. Интересных материалов хватало: в первом выпуске «Времени» Михаил Хейфец взял интервью у Бродского. Не всякой московской газете это было по силам.

С другой стороны, помогло сотрудничество с газетой «Маарив» и холдингом «Миррор», владельцем которого был покойный Роберт Максвелл. Было чувство: мы входим в западный медиадом".

/................................../

И Эдуард Кузнецов, и Лев Меламид признаю́т, что Носик был самым ярким сотрудником газеты - и к нему требовался особый подход и особое отношение:

"Редакция находилась в Тель-Авиве, а основная масса журналистов в те годы жила в Иерусалиме. У нас была своя редакционная машина, мы по утрам забирали всех журналистов, но с Антоном были проблемы, рассказывает Лев Меламид. - Мы выезжали в 8–9 часов утра, подъезжали к его дому, Антон там спал голый. Водитель одевал Антона. Кузнецов, главный редактор, сидел в углу в машине хмурый, злой, но тем не менее - Антону всё прощалось".

Чтобы оценить, насколько много весит это «всё», нужно понимать, что от упомянутого выше принципа многостаночности и работы на разные издания, который Носик практиковал до появления «Времени»/«Вестей», он не отошёл и во время работы на них.

"Он был журналистом, аналитиком, переводил много, писал полемические статьи, - рассказывала мне Маша Хинич в декабре 2017 года за столиком кафе в венецианском гетто. - «Петров за, Иванов против» - всё это возникало одновременно. Иногда он днём писал за Петрова, а ночами, возвращаясь домой, писал за Иванова".

Носиковское начальство не одобряло, мягко говоря, халтуры своего сотрудника «на стороне». Но тем не менее — всё же не расставалось с ним.

"Он был уникальный человек, - объясняет причины этого Эдуард Кузнецов за чашкой чая, принимая меня в своём доме в богатом пригороде Иерусалима. - Единственный, кто мог за смену написать 2–3 статьи. Почти на любые темы. Очень профессионально, чётким, внятным, хорошим русским языком, с подбором фактов.

В нём какое-то было моцартианское начало. Не то что гуляка праздный… Хотя и загулы тоже. Но лёгкость была необыкновенная. И избыток талантов, которые его распирали и требовали самореализации.

И, реализуя их, он зачастую… не очень, так скажем, оглядывался на моральные ограничения. За моей спиной он писал статьи в конкурирующую газету. И когда на этом его поймали, владелец корпорации «Едиот Ахронот» сказал мне: «Гони его в шею». Я ответил: «Разберусь я с ним, талантливый мужик, жалко его терять».

И Носик проработал в газете - в штате или вне штата, «отбегая» на собственные дела и возвращаясь, - до своего окончательного отъезда в Россию в начале 97-го года.

"Какая-то безалаберность у него была, - говорит густым басом седогривый Лев Меламид за рюмкой водки в своём доме в старом Иерусалиме, - но он был достаточно обязателен: если был заказ от редакции, то я был абсолютно уверен, что Антон этот материал сделает. В крайнем случае я этот материал дам в следующем номере, потому что всё равно он будет очень интересный".

На этом месте, слушая Льва, я жестоко поперхнулся. Потому что с точки зрения журналистики утверждения «достаточно обязателен» и «в крайнем случае… в следующем номере» являются не просто взаимоисключающими, но взаимоуничтожающими. Профукать дедлайн, оставив редактора с дыркой на полосе, - худшее, что только может сделать сотрудник газеты! Тем не менее - «Антону всё прощалось».

/....................../

В редакции Эдуарда Кузнецова Носик выполнял обязанности экономического обозревателя - быстро освоив это новое для себя предметное поле, которое, как уверял он потом в интервью, его старшие коллеги, интеллектуалы-писатели-диссиденты посчитали слишком «приземлённым». Большинство его материалов - это чёткие, хорошо структурированные новостные заметки и репортажи, в которых юный экономический обозреватель предстаёт не только хлёстким публицистом, но и последовательным сторонником принципа laissez-faire, т. е. политики невмешательства государства в экономику и наибольшего благоприятствования частной инициативе.

Как во всякой молодой редакции новой газеты, поймавшей кураж, обстановка в редакции «Времени» царила самая непринуждённая.

"Корректором у нас была дочь писателя Эммануила Казакевича, Лариса Эммануиловна, - вспоминает Меламид. - Антоша всем текстам давал названия типа «Хуй 1», «Хуй 2», «Хуй 3», поэтому он кричал: «Лариса Эммануиловна, возьмите, пожалуйста, „Хуй 2“, я его прочитал». Она вся краснела ужасно. А потом прошло время - и она сама уже говорила своим голоском: «Антоша, я прочитала „Хуй 3“».

Впрочем, шутки Носика были не только такого рода. Так, вместе с Демьяном Кудрявцевым они выпустили несколько номеров газеты «Вымя» - «неофициальное юмористическое приложение к газете "Время"».